Новости всё Мода - iCity.life Белгород

Чего мы ждем от интимных контактов, разменивая очередной десяток лет, и что на самом деле получаем?

Бетти Додсон, 86 лет, писательница, говорит, что лучший секс в жизни у нее случился в 70 лет. С мужчиной, младше ее на 50 лет, что, впрочем, не так важно.

А важно то, что человек имеет возможность всю жизнь заново открывать для себя одни и те же вещи. Это как с хорошей книгой: ты ее читаешь в 20 лет и получаешь удовольствие от одного; в 30 перечитываешь и с удивлением замечаешь совсем другое; возвращаешься к ней в 40 — и видишь такую глубину, о которой и не подозревал, или переосмысливаешь все уже на основе собственного опыта. Это удивительно. С сексом то же самое. Вроде бы процесс сам по себе не меняется, но твои ощущения становятся более разнообразными, ты по-другому относишься к своему телу, меняется твое сознание.

В 20 лет все прекрасно, тело жаждет секса, но проблема в том, что редкий человек знает, чего он от секса хочет. Секс — это часть отношений? Секс — это и есть отношения? Надо влюбляться в каждого, с кем был секс? Бесконечные вопросы, включая бурные сомнения в собственной сексуальности. В двадцать ты еще не понимаешь собственное тело, внешность.

Подруга говорит, что в двадцать с чем-то лет ей хотелось иметь сексуальные обтягивающие платья, волнистые длинные волосы. Сейчас, в 32, это совсем другой человек. Она молодая и очень привлекательная женщина, но ее образ совершенно иной: ей нравятся просторные и даже безразмерные льняные вещи, у нее прямые волосы ее натурального цвета. Она не стала более или менее сексуальной, но поняла себя. Она нравится себе такой, какая есть. Ее внешность отражает ее характер. В двадцать у тебя, конечно, уже есть характер, но ты так хочешь нравиться всем, хочешь всем угодить, быть универсальной.

Я всю жизнь носила джинсы и футболки, а как раз ближе к двадцати на меня вдруг свалились ужасные сомнения — мне показалось, что я «неженственная». Может, это и не кажется сейчас проблемой, но у меня-то были страдания — я оценивала себя очень критично: переживала, мучилась, у меня даже был такой белый свитер из ангоры с вышивкой бусинами. Вот до чего я докатилась.

Конечно, в таком душевном состоянии ты безмерно радуешься, если на тебя обратили внимание, — и не ты выбираешь, выбирают тебя. Ты угождаешь партнеру — и не только потому, что ты, типа, женщина, которая живет в патриархальном мире, а потому, что ты еще человек, который не знает, кто он такой.

Характерный вопрос для двадцати лет: «О боже! Кто этот человек, с которым я сегодня проснулась?» (Еще более характерный вопрос: «Что делать, если мы уже в постели голые и, возможно, друг в друге, но я его, кажется, не хочу?») Почему-то лет в тридцать так уже не случается. В двадцать мы нарабатываем опыт. И пытаемся с ним выжить.

Большинство первый раз занимается сексом лет в 17–19. К тому времени мы уже прочитали много книг, нам втемяшили в голову что-то там про интегралы, мы свободно говорим на английском, но при этом совершенно ничего не знаем ни о жизни, ни о сексе. У некоторых первый секс бывает таким странным, что они потом еще пару лет думают: а стоит ли вообще этим заниматься? Одна подруга лет десять назад (как раз с двадцати до тридцати) была уверена, что у нее уродливая вагина, — и ужасно этого стеснялась. Кроме того, ее первый мужчина был с БДСМ-наклонностями, и его совсем не волновало, что у нее это первый раз. Первый секс ее напугал.

Другой знакомый свой первый раз пережил с девушкой, которая не очень ему нравилась, а он не очень нравился ей. Просто им было семнадцать, они напились в лоскуты и решили лишить друг друга девственности. Обычная история — к этому возрасту гормоны уже так зашкаливают, что главное — расстаться со своей чертовой невинностью где угодно, с кем угодно. Двадцать лет — это одни сплошные вопросы, ответы на которые мы пытаемся получить методом исключения.

Нам нужно десять лет, чтобы понять: сексуальное ВЛЕЧЕНИЕ само по себе ничего не значит

Когда ты оказываешься у черта на рогах в квартире молодого человека и спустя часа четыре узнаешь, что за стенкой спит мама, а ближе к утру он говорит, что через две недели женится, — то в первый раз клянешься себе никогда и ни за что больше не ездить за сексом дальше трех станций от «кольца». Да, возможно, это не самый очевидный вывод из такой истории, но это хотя бы в чем-то ограничивает твое гормонально-романтическое безумие. Ближе к тридцати нам кажется, что мы поумнели. Вроде бы у нас уже были отношения, и все они, конечно, закончились какой-то трагедией. В тридцать мы пытаемся защищать себя, становимся циничнее.

Как верить в любовь, если тебе, например, пришлось бежать от нее из другой страны с малолетним ребенком на руках? Или если любовь при расставании выкрала у тебя все драгоценности, которые подарила, и прихватила даже твой телевизор? Нам нужно десять лет, чтобы понять: сексуальное влечение само по себе ничего не значит. Ощущение восторга, безумного счастья — это скорее про секс, а не про отношения. В тридцать мы открываем все шлюзы, вываливаем весь наш запылившийся опыт и пытаемся в нем разобраться.

Как правило, ничего хорошего из этого не выходит, потому что мы работаем на оборону — оберегаем себя от слишком бурных чувств. Мы пытаемся начать все заново, уже с теми великими знаниями, которые получили на своих ошибках. Тридцать — это возраст, когда не хочется отношений. Только в виде сексуального партнерства, без осложнений. Ты вдруг осознаешь, что из каждого секса пыталась выжать великую любовь, а ведь можно и без любви, не обязательно каждого своего бойфренда тащить за руки и за ноги в свою жизнь.

Это знание кажется сияющим откровением. Возникает ощущение, что теперь твоя жизнь будет в тысячу раз легче и ты наконец будешь получать от нее удовольствие. Другие, наоборот, к тридцати как раз успокаиваются в стабильных отношениях с человеком, который раздражает меньше других.

Но по сути оба эти проекта — одно и то же. Мы защищаем себя от жизни, которая выглядит слишком неопределенной. Не зря же многие пары, которые сошлись лет в тридцать, к сорока годам уже ощущают себя несчастными и расходятся. Мы думаем, что наступило время угомониться, определиться с тем, что действительно важно. Нам нужно оставить место для работы, для здоровья. И мы откладываем куда-то переживания — тем или иным образом стараемся не влюбляться, не тратить себя на лишнее. И секса нам хочется такого, чтобы он не причинял нам вреда.

Ты встречаешься с мужчиной, выпиваешь, занимаешься сексом и не задумываешься о вашем будущем. Или ты живешь с мужчиной, у вас отработанный секс, ты не растрачиваешь себя на поиски, на сомнения. С тридцати до сорока все хотят заниматься работой, собой и создают такие отношения, которые меньше всего этому вредят.

Секс в этом возрасте — не самое главное. Не потому, что люди теряют к нему интерес. А потому, что так расставляют приоритеты. То есть отчасти ты жертвуешь сексом ради чего-то еще в своей жизни. Но, по сути, ты просто понятия не имеешь, что делать с личной жизнью. Совершенно не можешь представить, как соединить работу, возможно, ребенка, какие-то личные дела вроде йоги или плавания, общение с друзьями, быт и секс.

В тридцать хорошо то, что ты первый раз думаешь, что главное — это ты, а со всем остальным разберешься потом. Делая ставку на свою жизнь, на независимость и понимание, кто ты есть, ты уже потом, ближе к сорока, сможешь понять, как сделать так, чтобы у тебя в жизни появилось хотя бы подобие гармонии. В тридцать ты исправляешь все ошибки. Стараешься сделать так, как удобно тебе. Объясняешь мужчинам, чего ты хочешь, а если они не слушают — уходишь в любой момент. С одной стороны, ты оказываешься в тех же самых ситуациях, как в двадцать, с другой — ведешь себя иначе.

Подруга немного за тридцать на полном серьезе спросила, есть ли у нее шанс с мужчиной, который ее совершенно не возбуждает. Вот они общаются, и он ей очень нравится, кажется ей умным и привлекательным, но поцелуи с ним ее ничуть не заводят. Другой молодой человек совсем ей не подходит, им не о чем говорить, он из другого мира, но у них восхитительный секс.

Ты вроде бы делаешь все те же глупости, но более осторожно. Ты уже анализируешь и контролируешь свою жизнь. По крайней мере, пытаешься. В тридцать у тебя секс скорее для здоровья. Конечно, случаются всякие эпизоды, вспышки, влюбленности, но ты не позволяешь им себя сожрать. И ближе к сорока ты часто не замечаешь, как становишься именно тем человеком, каким хотел стать. Иногда это совпадает, иногда — не совсем. В любом случае в жизни возникает та самая определенность — ты, по крайней мере, знаешь, чего от себя хочешь и на что способен.

И тут как раз все опять возвращаются к личной жизни, которая у большинства оказывается довольно запущенной — поросла репьем и крапивой. Либо это отношения, которые уже невозможно больше выносить, либо ты вдруг просыпаешься с ощущением упущенных возможностей. Физически в тебе ничего еще не изменилось — желаний, энергии в тебе навалом. Ты все еще отлично выглядишь.

Но ты понимаешь, что несчастна в отношениях и что все твои идеи и правила были прекрасны лишь для определенного отрезка времени, они работали раньше, а сейчас — уже нет. Иногда, конечно, людей к сорока посещает самая настоящая истерика — им кажется, что впереди слишком мало времени, нужно все успеть, надо носить короткие юбки или обтягивающие штаны (пока есть что показывать), пользоваться всеми возможностями, ни в чем себе не отказывать.

Но сейчас такое случается все реже — тот самый показательно кризисный возраст, когда люди становятся взрослыми подростками, сейчас наступает уже после пятидесяти. И то лишь в том случае, если человек с 20 до 40 лет вообще игнорировал свои желания (раньше так было принято: в 20 — свадьба, с 20 до 40 — семья/дети, а потом — отчаяние и ярость). Сейчас в сорок лет человек просто переосмысливает свою жизнь и с восторгом понимает, что опыт и желания наконец-то подружились.

Ни любовь, ни секс не становятся скучными даже в 80 лет. Важно лишь то, есть ли у нас желание

В сорок ты ощущаешь себя полноценным. И замечаешь, что благодаря этому все вокруг меняется. Ты живешь в другом мире. Мужчины относятся к тебе именно так, как ты всегда и мечтала: они видят тебя, а не то, чем ты хочешь казаться. Из-за этого ты чувствуешь себя более уверенной в сексе, более раскрепощенной. Ты управляешь своим сексом, и это дает тебе совсем новые переживания. Ты получаешь так много удовольствия, что ранний опыт кажется каким-то заблуждением.

Ты вообще не думала никогда, что секс — это именно так здорово. Ты понимаешь связь между чувствами и сексом, ты можешь не влюбляться до отчаяния, но при этом любить именно того человека, с которым у тебя и химия, и душевный контакт, и общие представления о жизни. Не в том смысле, что в сорок лет все становится слишком рациональным. Как раз нет. Просто ты вдруг осознаешь, что наконец выбираешь именно то, что тебе нужно. И что уже не страхи и неуверенность в себе, перемешанные со страстями, ведут тебя к определенному человеку, а разум и чувства.

Прекрасно и то, что в сорок тебя уже почти не волнуют предрассудки. Тебе важно твое собственное мнение, а не то, что о тебе подумают люди. Не то чтобы кто-то был полностью свободен от общественного порицания, но это уже не такая ужасная зависимость, как в двадцать или тридцать. В двадцать может быть протест, а в сорок — ощущение своей правоты и независимости.

В сорок многие люди начинают экспериментировать в сексе именно потому, что преодолевают собственные страхи. Одни открывают себя в БДСМ, другие — в секс-клубах, третьи, наоборот, влюбляются и отдаются отношениям. В сорок возникают подозрения, что ты уже никому ничем не обязан. Если есть дети — они уже подросли, если был скучный муж — то уже нет сил его терпеть. В тридцать ты только начинаешь ощущать себя кому-то должным — даже самому себе. В сорок есть ощущение, что ты погасил все кредиты.

В сорок женщина ощущает свою власть. Не в том смысле, что ее раньше унижали, а тут она вдруг успешная и могущественная и всеми помыкает. Просто опыт и понимание себя и правда дают тебе власть над обстоятельствами — ты делаешь именно то, что хочешь. Ты не пробуешь все подряд, чтобы остаться в большинстве случаев разочарованной, а выбираешь то, что тебе замечательно подходит. Ты знаешь, кто ты — чувственный романтик или, наоборот, твоя стихия ближе к животной похоти. Иногда люди меняются очень сильно — и не потому, что устали от чего-то, а потому, что поняли, что им нужно.

У меня была знакомая, чья сексуальная жизнь меня слегка шокировала. Еще меня удивляли ее отношения с женатым мужчиной — она встречалась с ним долгие годы, и он категорически не собирался расставаться с женой. Весь ее необычный сексуальный опыт — ответ на его желания. Все это выглядело очень странно, конечно. Из мести она спала с его друзьями, они жутко ссорились, но при этом ему лично такое положение вещей нравилось. Ему как раз не хватало не только разврата, но и трагедии. Потом она как-то нашла в себе силы это закончить, как раз почти в сорок лет, и посвятила себя в мужу и детям. На самом деле это именно то, к чему она всегда стремилась: ей хотелось замуж, хотелось любимого мужчину и семью. Весь ее сексуальный опыт отчасти был именно потому, что она не могла этого получить.

Не факт, что в пятьдесят лет человеку не захочется опять все изменить и повторить собственный опыт в каком-то новом качестве. Мы никогда не получаем нечто идеальное — так устроена жизнь. И это прекрасное устройство, оно не дает нам заскучать, оно заставляет нас всегда к чему-то стремиться. Ни любовь, ни секс никогда не становятся скучными, даже в 80 лет. Неважно, был у женщины климакс или есть ли у мужчины эрекция, — секс может меняться, но сексуальность остается, и важно лишь то, как мы ее используем и есть ли у нас на то желание.

Мы повторяем и повторяем одно и то же — и замечаем новые детали, которые делают нас по-особенному счастливыми именно здесь и именно сейчас.